SARA. Во время войны законы молчат - Елена Фиштик

Сара, слушая, старичков, и сама повеселела.

Напившись воды и набрав в дорогу, они с мамой перешли дорогу, где располагался небольшой базарчик, брат, немного погодя, догнал их.

Мама подумала, что хорошо бы выменять свое колечко на продукты, дорога не близкая и не легкая, где еще будет такая возможность.

Отовсюду слышались голоса торгующихся:

– Я бы и за полцены не купила такую шубу. Посмотрите – вон мех лезет! – прямо таки верещала толстая тетенька.

– Мадам, да за эту цену через пару лет у вас будет отличное кожаное пальто! – то ли подшучивал, то ли и вправду верил в свои слова продавец с дурацким выражением лица, напоминающим карикатуру.

Вдруг, прямо за спиной Сары, как в граммофон звучат голоса:

– Сколько лет, сколько зим! Как ваши дела? Чем занимаетесь?

– Спасибо, потихоньку. Вот, засел за мемуары.

– Пишете мемуары? Это замечательно. Кстати, вы дошли уже до момента, когда вы у меня тридцать рублей заняли?

Как калейдоскоп сменяются картинки, персонажи, действия.

– Здрась-сьте, Семен Маркович, как ваши дела?

– Помаленьку, а ваши?

– Тоже так потихоньку. У меня к вам интересное дельце. Для вас есть роскошная невеста – молодая вдова, редкой красоты, очень серьезная. И невинная.

– Как невинная? Вы же сказали, что она вдова.

– Ой, одно слово что вдова, это было так давно, она

уже все забыла.

«Базар», что только не увидишь, и что только не слышишь!

Сигнальный гудок поезда оповестил о том, что пассажиры должны занять свои места. Народ торопливо поспешил к своим вагонам.

Базар разом опустел, и торговцы тут же заскучали, уставившись на цепочку вагонов, то ли, завидуя уезжающим, то ли жалея, что не успели сторговаться и продать, или выменять побольше товару.

Тем временем поезд уже тронулся с места.

Вечерело.

Все пассажиры начали укладываться спать.

Каждый пытался вытянут ноги, но это не легко, везде натыкались на других пассажиров, горел маленький фитилек, почти на ощупь приходилось ориентироваться.

В конце вагона кто-то взвизгнул, послышались голоса соседей:

– А! И не стыдно?

– Ворье развелось!

– Да нет, я перепутал сумку!

– Знаем, как ты перепутал!

– Ладно, отстаньте, може и правда человек перепутал, вон какая темень.

– Хватит орать, дайте поспать!

– Спи себе там.

– Я сказал, заткнись уже!

– Чего? – приподнимаясь со своего места, возмутился

здоровенный мужик.

– Ладно, ладно, остынь, – запричитала, похоже, его жена.

Рядом зашикали соседи, и как-то все постепенно упокоились.

Сара и Эмма сели по разные стороны Бориса, и положили ему головы на плечи.

Борис уже посапывал, мама тоже дремала, а Саре не спалось.

Мысли одолевали ее.

– Какой он, Львов? – мысленно задавалась вопросом Сара.

Ведь этот город, все еще принадлежит Польше, хоть им уже и управляет СССР.

По рассказам, бывалых, он красивый, вот и все.

Глава 2. Львов

Старинный, красивейший польский город Львов, встретил Сару с семьей, как-то уж совсем не гостеприимно, диким ливнем, ветром, сбивающим с ног, мрачными лицами.

Красный флаг развивался над Львовом.

Казалось бы уже почти год, как город живет и дышит атмосферой перемен, но с первых минут было понятно, что ничего подобного, город и горожане были чужие, совсем не такие, как Запорожье и его жители.

Временно Бориса с семьей разместили недалеко от вокзала, в коммунальной квартире, выдали паек.

На утро, брат ушел на службу, Эмма стала хлопотать по хозяйству, а Сара вышла на улицу.

Немного нерешительно постояла на крыльце, борясь с желанием нырнуть обратно в квартиру, настолько ей было неуютно, и даже жутко.

На скамейке сидели две пожилые женщины, что-то обсуждали, глядя на окна на втором этаже.

Саре стало тоже любопытно и она посмотрела наверх.

Там молодая женщина мыла окно.

Сара подумала, ничего тут особенного нет, и

направилась по направлению к центру.

Проходя мимо старушек услышала, как одна из них язвительно обращается к молодой хозяйке, моющей окно:

– Ой, Галя, вы сегодня хозяйка, окна моете, а то уже соседей не видно…

Сару это очень позабавило.

И вдруг, ее взгляд упал на красивый купол здания, что находилось неподалеку.

Саре стало интересно посмотреть на этот дом поближе.

Она, медленным, осторожным шагом, направилась в сторону заинтересовавшего ее объекта.

А потом был следующий, и еще, и еще, дом за домом, неповторимой красоты.

Сара бродила по тихим, извилистым улочкам, разглядывала красивейшие здания, восхищалась архитектурной, но никак не могла принять этот чужой, для нее, город.

Почему?

Что ей так мешает?

Быть может она чувствует нечто, что не дает ей сблизиться с ним?

Что это?

Такого чувства тревоги раньше она не испытывала.

Уже через неделю советская власть предоставила Борису и его семье квартиру, хоть и небольшую, но зато в красивом старинном доме, на пятом этаже, в центре города. Мебели почти не было. Ни посуды, ни одежды, ни возможности это все купить.

Борис много работал, Сара помогала маме по дому, ходила в школу, занималась балетом.

Соседи были хорошие, тут же собрали все необходимое и принесли новичкам.

Постепенно жизнь налаживалась.

Сара узнала, что они живут в доме, где проживает знаменитая актриса – Ида Каминская.

Она давно слышала о таланте актрисы, но так до сих пор не удавалось побывать на ее спектаклях, и тут вдруг – соседи.

Сара подумала, что как-нибудь она познакомиться с любимой актрисой, и пойдет на ее спектакли, а может быть даже, как Каминская, станет артисткой, и будет играть с ней на одной сцене.

Мысли унесли Сару в сказочный мир искусства, и принесли ей состояние удовлетворения.

Жизнь, казалось, выравнивается, появились друзья.

Сара чувствовала, что Борису не легко, но она так же знала, что брат все сделает, для того, что бы осчастливить ее и маму.

Разница в девять лет, сильно давала о себе знать.

Борис, по-отечески относился к младшей сестренке, он ее любил, и считал своим долгом оберегать и наставлять ее.

Но жизнь все же была тяжелая, приходилось голодать, и экономить каждый кусочек хлеба.

Конец 1940 года был наполнен неоднозначными событиями в стране, за которыми следило все население.

Теперь везде можно было слышать страшные предположения о надвигающейся войне.

В городе и его предместьях постоянно возникали антисоветские восстания.

Пронеслись слухи о том, что нестабильное положение на советской границе вынуждает власть высылать вглубь страны людей еврейской национальности, во избежание внезапного нападения и расправы со стороны немцев.

Но, в то же время, в прессе подчеркивалось, что Советский Союз абсолютно доволен, как внутренней, так и внешней политикой страны, и ее достижениями.

Близились новогодние праздники.

Сара, вместе с мамой, вот уже третий вечер готовят новогодний наряд, ведь в школе будет вечер, и Сара мечтает быть самой красивой.

Эмма пожертвовала для этого материал, который, совсем недавно, купила на шторы, а украшением, служила тюль, точнее, вырезанные фигурки и цветочные элементы, которые Сара нашила в районе воротника.

Настроение было предпраздничное, Сара постоянно мурлыкала под нос музыку вальса, мама иногда подпевала дуэтом, они смеялись, постоянно примеряя новогоднее платье.

По радио торжественно звучало:

– В преддверии Нового 1941 года, хочется поделиться

со всеми советскими гражданами теми достижениями, которые подняли СССР на новую ступень.

У нас есть все основания гордиться делами государства и уходящим 1940 годом.

Внесен огромный вклад и коренные улучшения в дело обучения и воспитания личного состава Красной Армии и Военно-Морского Флота.

Советский народ смотрит в будущее радостно и уверенно.

– Ну вот видишь, мамочка, – радостно вставила Сара, – все эти сплетни, особенно дяди Лени и тети Гали, про возможную войну, и что надо бежать отсюда, все ерунда!

– Конечно, доченька, ерунда, – Эмма не хотела пугать и расстраивать дочь.

В воздухе, казалось, действительно, витала атмосфера полного оптимизма.

Страна встретила Новый 1941 года с наилучшими надеждами, и заверения руководителей Кремля, почти упокоили народ.

Но уже через несколько дней после этого стало ясно, что не все идет хорошо.

По радио и в прессе сообщалось, что немцы начали перебрасывать свои войска в Болгарию.

Ходили слухи, что немцы действуют с ведома СССР, однако, ТАСС категорически отрицал, что это будто бы происходит «с ведома и согласия СССР»; наоборот, дикторы наперебой заявляли, что СССР никаким образом не были осведомлены об этом.